назад

Просыпаюсь от боли в неудачно повернутой кисти, машинально бреду к ведру, думая все о ней же, о Луне, только по-другому.

Мне стыдно – я думаю о ней так…практически - но я на самом деле испытываю облегчение при мысли о том, что она никогда не оставит Ба. Хочется в это верить, она хорошая девушка, и они, по-моему, действительно подружились.

- Сэр, мне надо…

Снейп молча встает и подходит.

И мне уже не кажется неприличным и диким то, что профессор Снейп помогает мне помочиться. О том, что будет, если мне понадобится воспользоваться ведром …посерьезнее, я тоже не думаю, хотя неделю назад я бы с ума сошел от одного такого предположения.

Как все относительно, оказывается.

- О чем задумался, Лонгботтом?

Он уже застегнул мои брюки и нависает сверху…как ворона какая-нибудь. Как это у него получается, несмотря на то, что мы почти одного роста?

Все относительно, да – и я все равно не могу ему сказать: «О том, как вам придется вытирать мне задницу, сэр»

Поэтому, не подумав, брякаю:

- О том, что я ничего не успел, наверное.

Снейп смотрит на меня презрительно, словно хочет сказать: «Спекся, Лонгботтом, прощаешься с жизнью?»

А я не прощаюсь, я вспоминаю, что хотел спросить еще вчера. Или сегодня, непонятно, сколько мы спали.

- А вас не будут искать, сэр?

Он настолько потрясен вопросом, как будто это параша его спросила, а не я.

- Искать?

- Ну, сколько вы здесь?

- Неделю. Не думаю, что кто-нибудь побеспокоится до начала августа.

- Вы…были в отпуске?

- Нет, - мрачно отвечает он, - у меня заказы на первое число.

Ну вот зачем я спросил? Кому – пусть даже Снейпу – захочется признаваться, что тебя будут искать только в связи с невыполненным заказом?

Не то, чтобы мне его жалко, и я ничего не хочу знать об этом, но все равно – как-то неуютно. Как будто подсмотрел за чужой, совсем интимной, жизнью, или влез в думосбор, или…

- У меня тоже заказы, - отвечаю я, чтобы замять неловкость.

- Я знаю, Лонгботтом.

- Вы знаете, что у меня…

- Приличные травы можно заказать только у тебя. К сожалению, - быстро добавляет он.

Я пытаюсь вспомнить… Нет, точно, нет.

- Но вы же никогда ничего не заказывали у нас!

Он фыркает.

- А! До востребования? Или через посыльного? С предоплатой через сов?

Снейп молчит, но такие заказы действительно были.

- Кстати, о твоих семенах, - говорит он чуть ли не спустя час, - Они нехороши. Как обезболивающее - да, но …

- Голова вообще отказывается работать, - соглашаюсь я.

- Лучше бы ты ходил с запасом разрыв-травы… Хотя нет, сейчас бы у тебя ничего не получилось…

Я проглатываю вопрос: откуда вы знаете о разрыв-траве? Вот это уж никак не компонент для зелий. Если только через ЗОТС и все его…прочие занятия.

Меня удивляет не то, что он о ней знает, хотя мне понадобилось пять рекомендаций для выполнения самого что ни на есть официального заказа Министерства, и семена выдавали под расписку. Меня удивляет то, что он знает, как надо растить разрыв-траву.

Они же все разные, растения. Мандрагоре нужна сила, папоротнику – хитрость, а разрыв-траве, как ни странно, нежность.

Я даже ночами аппарировал в оранжереи, чтобы погладить её. Да, надо сидеть и перебирать руками травинки, гладить, приговаривая, что она хорошая и вырастет сильной. И, главное, послушной. Никогда бы не поверил, что эти тонкие стебельки могут разносить на кусочки гранитные валуны, если бы сам не увидел, как моя травка пробивала тоннель в горе.

Но он-то как узнал об этом? И почему они намекают на какую-то его связь с гербологией? Или, как там сказал Рабастан, с «любителями гербологии», «такими любителями гербологии». Какими – такими? Действительно, семена отупляют. Ничего понять не могу.

…Вот только когда они кончились, семена – гораздо быстрее, чем мы планировали, потому что Беллатрикс стала приходить дважды в день, я пожалел о них всего один раз. Самый первый, когда, что уж скрывать, я крыл последними словами и Снейпа, и собственную глупость.

Так получилось. Я хотел…ну, если можно сказать, растянуть удовольствие, и просто грохнулся в обморок, когда она снова принялась за руки, а Эннервейт от Рудольфуса чуть притупил боль, и я перетерпел. Оставив одно семечко про запас. Какой запас, я всего лишь хотел приберечь его до следующего её обращения к «нашим лапкам» - от этих слов сердце ухает куда-то в желудок, а рот наполняется противной сладкой слюной, но не вышло.



Если меня они… надо мной они…работали ровно и …одинаково…, то со Снейпом все обстояло по-другому.

Она явно наращивала силу какого-то неизвестного мне заклинания, наклоняясь над ним все ниже, как будто это была контактная магия, а боль стекала прямо с её пальцев.

Я спросил у Снейпа, что она говорит, но он покачал головой.

Он не слышал – после нескольких Круциатусов подряд в ушах звенит довольно долго.

А потом…ну, она переборщила, с ней это бывает.

Может, у неё было плохое настроение, может, наоборот, хорошее.

Понадобилось три Эннервейта, и Рабастан осуждающе качал головой, и Беллатрикс выглядела…как будто виноватой, хотя в это сложно поверить.

Она даже выходила из подвала, не как обычно – плавно и торжественно, а оглядывалась на Снейпа, словно хотела убедиться, что он жив.

Когда я очухался, он по-прежнему лежал и не шевелился, лицом вниз, с задранной почти до плеч мантией.

А я мог только доползти до этого проклятого ведра, и до Снейпа оставалось ровно столько же. И не кинуть, не отправить в его угол легким щелчком…ничего.

Все с точностью до наоборот, семечко у меня, а он лежит и пыхтит…Если б он пыхтел хотя бы. Я настолько испугался, что стал соображать гораздо быстрее.

Дунул на кирпич – семечко слетело на пол. Пол в подвале был хороший – ровный, без стыков и трещин, только холодный очень.

Я улегся на пол и начал дуть, направляя семечко к нему.

Через какое-то время я даже смог вытянуться, упершись ногами в стену, вдоль воображаемой прямой между нами…ну, нашими углами.

Оно продвигалось, иногда сбиваясь с пути, но все-таки возвращаясь на линию, которую я, казалось, видел по-настоящему.

Вот только сил мне все равно не хватило. Не знаю, смог бы он дотянуться до него, если бы лег так, как я.

Во-первых, он не мог лечь, во-вторых, если честно, я просто не подумал об этом.

Я лежал и чуть не плакал, мне было так тоскливо и плохо…как на его уроках, наверное.

Смотрел на маленький зеленый шарик и просил его подвинуться, ну хоть чуть-чуть.

Думал об этой твари, которой склонялась над Снейпом, что-то нашептывая, и вокруг неё воздух скручивался воронками – от злости.

Глаза слезились, поэтому я пропустил начало движения, только увидел, что оно покатилось – прямо к его распластанной на полу руке – к желтоватым пальцам.

Снейпу оставалось только взять его.

И тогда я начал орать. На весь подвал. Сначала я звал его «сэр» и «профессор», потом, обнаглев, - «Снейп», потом, обнаглев окончательно – «Северус», но без толку.

Потом, от отчаяния, скорее всего, я стал припоминать все гадкие куплеты, которые мы сочиняли про него с начала первого курса, или лимерики, которые так удавались Финнегану, они были злые и неприличные, но больше ничего в голову не приходило.

«Кто такая миссис Норрис?
Тайный плод любви несчастной!
Снейп и Филч такой любовью
Занимались ночью страстно!»

Стоит ли говорить, что он открыл глаза именно в этот момент?

Но я даже не испугался, я обрадовался.

Снейп просто повернул голову, взгляд был мутный, и я понадеялся, что он ничего не расслышал.

- Сэр! - заорал я, - сэр, у вас под рукой…

Он машинально двинул пальцами, подхватил семечко, а потом медленно, очень медленно, кривясь, поднес его к губам, и снова закрыл глаза.



Когда он пришел в себя, то долго молчал, иногда поглядывая на меня, но заговорил, только когда мы в очередной раз встретились у ведра.

- Как это у тебя получилось?

- Не знаю, сэр, - я смотрю на его шею: серые разводы – пот и грязь, сальная прядь, заправленная за ухо, бред, конечно, но ближе человека у меня сейчас нет.

- А если подумать, Лонгботтом?

- Я правда не знаю. Я просто испугался. Ну, разозлился, когда вспомнил Беллатрикс и эти воронки…

- Что?

- Да нет, ничего, сэр. Это у меня перед глазами все плывет после…Ну, такое впечатление, что вокруг неё воздух закручивается.

- Кто у вас преподавал ЗОТС на седьмом курсе? – с какой-то неожиданной ненавистью спрашивает он.

- Никто, сэр. ЗОТС не было. …После вас.

Он шипит что-то вроде «старая курица, эта Минерва…», но не отходит, хотя я уже одет.

- Послушай. Плохо то, что она начинает с тебя. Потом ты оглушен и не соображаешь. И еще эта твоя трава…

- Семян больше нет.

- И хорошо, что нет. Ты меня сбил с толку своим гуманизмом, Лонгботтом. Зато теперь…

От того, что он говорит шепотом, прямо мне в лицо, настолько близко он стоит, мне не по себе.

- Давай попробуем так. Я …постараюсь спровоцировать её, а ты смотри внимательнее. Сиди тихо и смотри, что бы ни происходило. Засунь свою гриффиндорскую жалость в задницу и наблюдай, понял?

- При чем тут гриффиндорская…

- У тебя все на лице написано, дурак. Думать надо, а не сопереживать.

- Я попробую. А зачем это?

- Попробуешь – объясню. Пока тебе лучше не знать – для чистоты эксперимента.

- А как вы её спровоцируете?

Он фыркает пренебрежительно.



Это действительно оказывается нетрудно.

Когда она направляется ко мне, Снейп говорит – небрежно и с удовольствием:

- Сучка.

Рудольфус надвигается на него, но он успевает добавить:

- Блудливая, глупая сучка. И Лорд погиб из-за тебя, мстительная идиотка.

Беллатрикс улыбается мне, чуть ли не прося прощения, и разворачивается к Снейпу.



Зато теперь я знаю, как выглядит этот его «эксперимент» со стороны. Пожалуй, попадаться ей под руку первым, это - милосердно.

Лучше бы он кричал. Потому что, когда кричишь, легче, я точно знаю – словно ты выпускаешь из себя какую-то часть боли.

Они не окружают его, как обычно, стоят на расстоянии, хотя, может, они всегда так стоят сначала, я же не видел раньше.

Ну, в Круциатусе ничего особенного нет, и Снейп меня предупредил, чтобы я не обращал внимания.

А еще он сказал, тогда же, утром, совсем не то, что я ожидал от него услышать.

- Ты должен забыть о родителях, Лонгботтом. На час. Забыть. Как бы они себя…ни чувствовали, - он говорит осторожно, подбирая слова, - им все равно будет лучше, если ты выживешь. Сейчас думать о них можно только так. Понял?

Я кивнул тогда, но меня все равно чуть не выворачивает, когда я «наблюдаю».

Хотя Круциатус…он обыкновенен. Ну, лежит человек и корчится. Иногда кричит. Почему он не кричит, так же проще?

А потом..вот когда она приближается, наклоняясь над ним, и воздух, я точно вижу – переливается и уплотняется над её ровной, даже в наклоне ровной, спиной и она произносит…

Я запомнил. Я успел это услышать, разобрать слова, убедиться, что я этого заклинания не знаю, потому что потом Снейп закричал.

Нет, он замычал, и это было еще страшнее. Словно из него – живого – вытягивали вены, медленно и безжалостно, из всего тела, и его тягучее «мммм» сводило с ума.

- Прекратите!

Я просто не мог сдержаться. Ничего гриффиндорского в этом не было, я не мог смотреть на это – вот и всё.

- Малыш, - и это было куда хуже «лягушонка», - малыш, ты что себе позволяешь?



Снейп явно хотел меня отругать, наверное, я прокричал это «прекратите» слишком громко, так что даже он услышал, но я успел раньше.

- Я наблюдал. Я запомнил. И воздух крутится, действительно.

И тут он в первый раз за все время, что я его знаю, сказал:

- Молодец, Лонгботтом.

Мне показалось, что он даже улыбнулся. Ну, что-то похожее на улыбку было.

Мы, как всегда, сидим у ведра, и он держит ложку с овсянкой, дожидаясь, пока я проглочу. Но мне так хочется рассказать ему, что я мотаю головой, уклоняясь, и говорю шепотом:

- Випера Игнеуса.

- Вот в чем дело. Первое слово. Ну, Белла. Фантазерка.

- Фантазерка? Вы это называете фантазией? Это - то же Непростительное!

- Неважно, Лонгботтом. А про воздух?

Я пытаюсь объяснить ему, что во время Круциатусов ничего не происходит, только при этой самой «Випере».

- Отлично. Она слишком вкладывается и становится уязвимой.

- И что теперь?

- Теперь, Лонгботтом, по-хорошему, надо бы проверить еще раз…

- Нет.

- Так надежней.

- Нет.

- Лонгботтом.

- Я не смогу. Я не буду. Пожалуйста.

На его лице четко можно прочесть «Угораздило же меня связаться с таким кретином», но ложка, которую он машинально сует мне под нос, несколько портит пафос ситуации.

Я улыбаюсь. Глупо, да? Но мне нравятся эти минуты.

Если здесь вообще что-то может нравиться.

- Лонгботтом, что тут смешного?

- Ничего, сэр. Спасибо, я сыт.

Снейп ждет, когда я запрокину голову, и подносит к моим губам кувшин с водой. Воды мало, и она тухловата, но пить-то хочется все равно.

Если бы я мог опереться на руки – было бы удобнее, но он неожиданно кладет ладонь на мой затылок, поддерживая.

Так тоже хорошо. Очень хорошо.

Чем-то похоже на то, трехлетней давности, прикосновение.

А потом он вытирает мне губы тыльной стороной ладони и продолжает.

- Все просто сдвинулись на Поттере. А тобой тоже надо было заниматься.

- Мной? Зачем?

- Пророчества просто так не произносятся, Лонгботтом. Ты пробиваешь защиту этого подвала. В определенные моменты, конечно, и случайно. Импульсивно. Но ты можешь. А я – нет.

- То есть, я…

- Ты сильнее меня. По крайней мере, здесь и сейчас. Слушай.

Мне не нравится его план. Я понимаю, что другого выхода нет, только он мне все равно не нравится. И он мне что-то говорил про гриффиндорское отношение к жизни? То, что предлагает, это – самоубийство, практически. И я совсем не уверен, что нам дадут умереть так…красиво. Ну, по крайней мере, так, как мы хотим.

Я упрямо молчу, когда он договаривает до конца. Я не хочу такого для него. Он …он дерьмо, наверное, так считают многие, но такого он не заслужил.

- Лонгботтом! – грохочет он, как будто опять находится в классе. - Ты – размазня!

Смешное слово. Почему-то меня сегодня все веселит.

- Хватит бессмысленно улыбаться! Я жду!

- Я…я попробую, сэр.

- Тут не пробовать надо, а делать. Один раз, - говорит он, успокаиваясь.

А потом поднимает меня и подхватывает пальцами за подбородок. Точно, как тогда.

- Все должно получиться. Невилл.

Я так удивлен, что зажмуриваюсь, чтобы не видеть его лицо. Странное лицо.

- Мне тоже было …невесело было смотреть, когда над тобой издевались. Так что потерпи.

А потом к моему лбу прижимаются сухие губы, а после небольшой паузы – те же губы около моих, на моих.

Какой-то прощальный поцелуй, да?

Хотя я не уверен, что целуются именно так.

Мерлин, почему мой самый первый поцелуй случается в подвале. У параши. С Северусом Снейпом.

Это опять смешно, и я хихикаю – прямо ему в рот.

- Ты неисправим, - что-то похожее на довольное хмыканье.

А потом, тихо и твердо:

- Удачи, Невилл.

- И вам…, - я долго думаю, как его назвать, чтобы объяснить, что он мне не противен... и я не боюсь его…что все уже не так…что это важно, очень важно, но машинально произношу, - сэр.

Впрочем, он воспринимает это как должное.

Мы сидим, каждый в своем углу, переглядываемся и ждем.



Наверное, она еще зла на Снейпа за вчерашнее. Или ей понравилось начинать с него? Так или иначе, это очень удачно – то, что она направляется к нему.

Я сижу с закрытыми глазами, мне не надо смотреть в тот угол, чтобы чувствовать Беллатрикс. Эти тихие Круциатусы…они бесконечны. Только сегодня, когда его отпускает, он ругается. И это такое… Страшно подумать, как он сдерживался, обзывая нас «болванами» в школе. У меня горят уши. Я и половины выражений не знаю. И даже представить не могу, как оно бы выглядело, это материализованное-реализованное ругательство.

Понятно, что он делает это нарочно. Я прислушиваюсь краем уха, но думаю совсем о другом. Странное получилось обсуждение плана.

Я, кажется, узнал о Снейпе больше, чем нужно.

Или он просто успокаивал меня.



- Видишь ли, я хорошо переношу физическую боль. С детства. А вот с магической…не получилось. И она это знает. Круциатусы – полбеды, но эта новая штучка…

- А при чем тут змея?

- Она – неплохой маг, на самом-то деле. И изобретательна…в таких вопросах. Как будто тебе под кожу заползает огненная змея и выжигает все вокруг.

- Это она сама придумала?

- Я склонен ей верить. И специально для меня, судя по всему. Потому что там ровно все, что я не переношу, включая жар.

- Но у вас же все в порядке?

- Позвоночник пока не рассыпался…



- Мне не нравится то, что вы придумали, сэр. Это несправедливо.

- Лонгботтом, опомнись. Нас убьют через пару дней. При чем тут справедливость?

- Просто…неправильно.

- Ты что, до сих пор веришь в правильный мир? После того, что с тобой случилось?

- Ну…это судьба, наверное.

- Я не про сейчас, фаталист. Я про первый раз.

- Я сам был виноват.

- О, Мерлин. Ты – идиот, наверное. Они обязаны были предоставить тебе защиту. Они знали о пророчестве. Надо было охранять всю вашу компанию, а не шушукаться по углам и трястись над Поттером. Ты же, насколько я понимаю, просто ходил за продуктами?

- Да.

- Придурки, - бормочет он.

- Не надо, сэр. Все же кончилось хорошо.

- Чуть-чуть логического мышления, Лонгботтом. То, что мы сидим здесь – достаточно убедительное доказательство того, что ничего не кончилось.



…Пока все тихо. То есть, в нужном мне смысле тихо. Никаких завихрений, никаких магических потоков, это он мне объяснил про магические потоки, их мало кто может контролировать. Из моих знакомых получилось только у Гарри.



- Но это - Поттер. Натасканный в ЗОТС разгильдяй со способностями.

- Способностями?

- Ты думаешь, я этого не вижу? Твоя гербология у тебя на лице написана. Как диагноз.

Я забываю спросить, почему же он тогда так издевался над Гарри все годы. Есть вопрос важнее…Гербология. Да.

- Сэр, а что они говорили про «любителя гербологии»?

- Много будешь знать, Лонгботтом…

- Сэр…

- У меня был друг. Ему нравилась гербология. Всё?

Друг. У Снейпа. К этому тоже нужно привыкнуть.

- А где он сейчас?

- Его убили. Давно.

- Простите, сэр.



- Если все пройдет, как надо, и мы выберемся отсюда…ох.

Снейп потягивается – я, наверное, в первый раз вижу у него такое простое движение. То есть, их было достаточно, то же кормление с ложечки, смешно сказать, меня никто так не кормил…руками. В тот, раз, в Мунго, все делалось при помощи чар, но здесь…

И вот теперь он потягивается, встряхивая руками, расслабляясь на мгновение, и я сижу, чуть ли не открыв рот.

- Что смотришь? Выберешься, женишься на своей Лавгуд, еще оранжерей настроишь… Или ты хочешь преподавать?

- Я не хочу.

- И правильно. Тебя точно никто слушаться не будет.

- Я не хочу жениться.

- Лонгботтом, ты как-то непохож на человека, который способен нагло пользоваться девичьей благосклонностью.

- Я не пользуюсь.

- А. Ну, извини.

Дурацкий разговор.



- Еще раз: самое главное – произнести вовремя. Понял? Только когда она…

Ох, кажется, начинается. Я открываю глаза. Точно. Только что-то не так. Не так, как мы планировали. Потому что его переворачивают на спину. И «Дивестио» - зачем его раздевать?

Я не вижу его лица – его закрывают их ноги и Беллина юбка, но слышу хриплое и умоляющее:

- Не при мальчишке, Белла…

- Ты что, застеснялся? – взвивается под свод её злой, очень злой голос. – Руди!

В ответ на взмах его палочки меня швыряет к ним, цепь утончается, удлиняется, но не рвется. На Снейпе осталась только рубашка, брюки, белье – все порвано в клочья. Что она придумала? Это совсем не то. Я смотрю на него – но ничего не понимаю. Это взгляд, простой черный взгляд, тяжелый и невыразительный. Ну, хоть бы подмигнул, что ли. Подобие улыбки изобразил. Но он отворачивается, чуть не упираясь носом в сапоги Рабастана.

- Ты любил зельеварение, а, лягушонок?

Наверное, нужно ей ответить.

- Нет.

- Тогда тебе будет особенно приятно. Как ты думаешь, Северус, - она, точно, преображается: шипит как змея, та самая - огненная, - почему на этот раз тебе не ответили взаимностью? Или ответили – прямо здесь? Лягушонок?

- Что?

Я опять не понимаю, о чем она.

- О! Так ты не знал! Что, никто не знал, Северус, что ты – извращенец? Даже ваш благолепный директор? Даже клуша-Минерва? А вот представь себе, Невилл…

- Это не имеет значения, - говорю я, не ей даже – себе. И повторяю, для него, - это не имеет значения.

- Ты прав, малыш. Через несколько минут все это потеряет всякий смысл. Я надеюсь, у тебя был хоть кто-то после Регулуса, ублюдок. Чтобы было, что вспоминать в оставшиеся дни.

Теперь Снейп смотрит на неё, не отрываясь, она легко выдерживает его взгляд и опускает палочку вниз. Прямо к паху. Воздух, кажется, уплотняется и дрожит. Я вдыхаю этот воздух – жадно, много, только все равно не чувствую никакой силы.

Меня даже не трясет. Я …спокоен, правда, спокоен. Поэтому меня так пугает мой собственный крик, когда мы одновременно произносим заклинание, я – гораздо громче.

- Випера Игнеуса!!!

Она смотрит на меня потрясенно. А я…Это несколько мгновений, не больше, но я вижу сразу все: и нежную, но бессмысленную улыбку мамы, и как папа – долго и понимающе – смотрит на меня, а потом – так же долго и понимающе, на серую больничную стену, и Ба, которая выходит из палаты и вздыхает в коридоре, собираясь с силами, она очень сдала, Ба, после того, моего первого раза, и Снейпа, который медленно несет ко рту последнее семечко…

Я хочу крикнуть это проклятое «Випера» еще сто раз, но в этот миг из палочки вырывается огненная змея – настоящая змея, только сотканная из пламени, и плюхается прямо на живот Снейпа, скручиваясь кольцами.

Он выгибается, заходясь не в крике даже, а в бесконечном тихом «о».

А гадюка или, скорее, кобра уютно и ловко устраивается на нем, поднимая голову и разглядывая нас.

Пахнет паленым.

И хотя это оказалось несколько не так, как мы рассчитывали, я реагирую быстрее, чем Беллатрикс.

- Не он, - глупо кричу я змее, - не он, вот эти!

Ну не змееуст я, это с самого начала было известно.

Она продолжает раскачиваться на хвосте, тогда я лихорадочно и неумело машу руками, указывая на Лестранжей.

Беллатрикс успевает отпрыгнуть, а братья – поднять палочки, направив их на змею, кто-то даже начинает произносить "Фините...", все происходит одновременно и очень быстро, но эта тварь вдруг рассыпается на десяток маленьких змеек, которые образуют огненное кольцо, моментально вырастающее в стену пламени.

Сладкий запах горелого мяса мешается с душным дымом полыхающей где-то там, внутри, шерсти, я перевожу взгляд на Снейпа, на его черно-красный с отвратительным розовым, живот…

Я успеваю только отклониться чуть в сторону - меня выворачивает. Всем: овсянкой, водой, желчью, - так, что желудок сейчас тоже, кажется, вылетит вслед за содержимым.

А потом я понимаю, что… Цепь лопнула. Моя цепь. Наверное, кто-то из змеек проехался по ней. Почти в середине подвала догорает костер – как-то слишком быстро, правда, пламя магическое…

Вот и все.

Остался я и Снейп – обожженное, развороченное тело.

Я поворачиваюсь и подползаю к его плечу.

Утыкаюсь в него, в грязную разорванную рубашку, и плачу. Хотя мне очень стыдно за эту слабость, но сдержаться я не могу.

Ну за что, за что мне это всё?

вперед